Дети из другой реальности

Уважаемые читатели, ребенок из детского дома обретает семью, покидает стены казенного учреждения, и это, без сомнения, счастливое событие. Можно забыть о прошлых невзгодах и жить как все обычные семьи, получится ли?

Какова реальность ребенка, живущего с рождения в любящей семье? По первому требованию его кормят, меняют подгузники, часто берут на руки и качают, жалеют, если напуган или ударился, разговаривают, веселят, поют песенки, и такой ребенок с рождения доверяет своим взрослым.

Младенец в доме ребенка живет в другой реальности. В этой реальности можно сколько угодно плакать, но никто не придет. Накормят в соответствии с расписанием, на ручках подержат, сколько успеют, ведь рядом лежат в кроватках такие же «потерянные» младенцы. И они перестают плакать и перестают доверять взрослым.

Боязнь взрослых или безграничное доверие? — мой младший приемный сын

С младшим сыном я очень ярко увидела и прочувствовала это недоверие взрослым. Многие держали на руках годовалых детей и знают, что в этом возрасте малыши активно исследуют мир и всё хватают своими цепкими ручками. Поэтому в первый день знакомства я везла своему будущему сыну в дом ребенка игрушки. И вот я впервые взяла малыша на руки, дала ему игрушку, а он выбросил её. Затем растопырил свои маленькие пальчик, выставил руки ладошками вперед и напряженно держал, сидя у меня на руках. Годовалый ребенок не доверял ни одному взрослому и готовился защищаться: от промывания носика (в доме ребенка он часто болел), от смены одежды (боялся, что опять увезут куда-нибудь) и вообще от взрослого в целом. За свою короткую жизнь он видел от взрослых боль разлуки и потери, боль от процедур и уже не ждал ничего хорошего.

Приемные родители первое время очень много сил тратят на то, чтобы помочь ребенку вернуть это утраченное доверие. Именно в приемной семье ребенок выплескивает всю накопившуюся боль, проверяя близких на прочность: «можно вам доверять или также меня бросите».

Печальная крайность, противоположная недоверию, из опыта других семей: прожив полгода в семье, ребенок называет «мамой» любую женщину, радостно бежит к незнакомому взрослому как к родному и спокойно уходит с ним. Это нарушение привязанности, как следствие — отсутствие опыта следования за своим взрослым. Ведь в стенах дома ребенка малыши тянутся к любому взрослому, чтобы получить хоть чуточку человеческого тепла и внимания и почувствовать себя живыми.

Когда в доме ребенка я впервые вошла в игровую комнату, ко мне на большой скорости в ходунках, радостно раскинув руки, неслись годовалые малыши. Они пристально заглядывали в глаза и тянули ручки… Сын ждал меня в манеже, и я прошла мимо детей в ходунках …

Оказавшись в семье, такие дети могут надолго сохранять привычку следовать за любым взрослым. Они выделяются своим поведением в общественных местах, детском саду или школе, ведь даже в сознательном возрасте они готовы доверчиво взять за руку или обнять любого чужого взрослого. Как правило, посторонние взрослые заблуждаются в своих выводах и поощряют подобное поведение ребенка, проявляя к нему чрезмерное внимание. В результате семье требуется немало времени, чтобы научить ребенка различать «своих» и «чужих».

«Боль порождает напряжение и искажает ребенка» — мой старший приемный сын

Боль от потери мамы перерастает в напряжение, которое может влиять на здоровье ребенка. Часто дети из детских домов отстают в развитии, и один из факторов – боль, которую они переживают, теряя свою семью. В нашей взрослой жизни расставания неизбежны, вы помните, как разрывали отношения с дорогим вам человеком навсегда. Сколько боли вас переполняло? Смогли бы в момент потери и душевной боли успешно изучать, например, иностранные языки? Или пытались разными способами пережить эту боль, обсудить с кем-то из близких, с друзьями. Ребенок не может сам справиться со своей болью, он или живет и развивается для своего взрослого, или замирает, останавливаясь в развитии. Ему не с кем делиться своей болью, в определенном возрасте он и объяснить не сможет, лишь чувствует – он никому не нужен.

Старший сын в детском доме бегал, улыбался, общался и при этом внутренне был очень напряжен. Попробуйте растопырить в стороны руки, широко расставить ноги и побежать, не сгибая локти и колени. Бред, это неудобно? А он настолько был напряжен, что именно так бегал. Первые месяцы в семье врачи подозревали у ребенка серьезное заболевание – ДЦП (детский церебральный паралич). А случайный прохожий в парке сказал мне: «Ваш мальчик, наверно, болен, он странно двигается». Вот только нет в медицинской карте такого диагноза и нет у моего сына ДЦП. Ребенок в 7 лет так был напряжен, что руки-ноги не сгибались. Страдала и речь. Первые полгода я брала сына в гости, мы общались, речь более-менее была внятная, хоть и выпадали некоторые звуки. Но после выходных я отвозила его обратно в детский дом, и во рту у ребенка была «каша», я ни слова не могла понять. Он переживал, не хотел ехать обратно в детский дом, и это нервное напряжение сильно искажало его речь. А еще сын заметно отставал в интеллектуальном развитии, и на комиссии ему рекомендовали учебу по отдельной школьной программе.

Подобные отклонения по здоровью и в интеллектуальном развитии действительно могут означать наличие у ребенка определенных заболеваний. Такие дети, даже оказавшись в семье, могут никогда не наверстать упущенное или только частично догоняют сверстников. Помимо психологической травмы на их здоровье влияет поведение биологической мамы во время беременности, особенно если она вела асоциальный образ жизни. И здесь разделить психологию и биологию порой очень сложно, никто не даст 100% гарантию, что ребенок в семье наверстает упущенное. Немало историй большого прогресса в развитии ребенка, оказавшегося в семье, но есть и другие примеры, когда уже в семье становится понятно, что ребенок так и останется другим.

Спустя 2 года в семье мой старший сын бегает как все обычные дети, у него сгибаются руки и ноги, он внятно разговаривает и учится по обычной школьной программе. Мне никто не обещал подобных результатов, наоборот, взглянув на ребенка и немного поговорив с ним, многие были уверены, что он не нагонит сверстников, потому что он – другой. Но это не сын мой был другим, он рос в другой реальности, и это оставило свой след. По косвенным признакам я видела его потенциал и верила, что он может догнать сверстников, но только в семье. Какие это были признаки? В детском доме говорили, что сын всё забывает или не запоминает, чему учат (цвета, цифры, буквы), а у нас в гостях ребенок пересказывал в подробностях фильм, который когда-то смотрел. Он молчал, когда я попросила назвать овощи, а стоило выйти из комнаты, рассказал братьям и названия овощей и цвета. Забирая его в семью, я отдавала себе отчет – возможно, сын никогда не выправится, и я должна буду принять его таким, какой он есть. Это трудно осознавать, всегда хочется надеяться на лучшее.

Легко ли быть приемным родителем? Временами это тяжелая работа, без выходных и отпуска, работа над отношениями с ребенком и его психологическими травмами. И всё же огромное счастье видеть, как маленький зачахший росток начинает тянуться к родительскому теплу и наполняется жизнью. Мой старший сын, спустя два года в семье, иногда говорит: «Мама, спасибо, что забрала меня из детского дома». И я понимаю, что другого пути у меня просто не могло быть. Каждый ребенок имеет право на жизнь в семье, даже если он из другой реальности.

Анастасия РУКАВИЦЫНА.