Надо жить, чтобы не было войны!

С войной в обнимку

Николай Павлович Погудин  родился в Удмуртии. Там же, в Сектинском райвоенкомате, третьего октября 1941-го года был призван на фронт.  До восемнадцатилетия ему не хватало несколько дней. На дворе стояла осень, лютый фашист рвался к Москве.

Николай окончил 9 классов, был активистом, инструктором ПВХО,  ворошиловским стрелком. Когда пришла повестка, попросил в колхозе подводу: слишком далеко до райвоенкомата от его села. Выехал в девять часов утра, добрался в двенадцать. «Почему поздно?» — строго спросили. В ту пору время считали не на дни, а на часы и минуты.

Направили Погудина в Казань, где формировали 25-й запасной лыжный полк. Лыжники должны были отправиться на Волховский фронт.

«Вернулись оттуда живыми только три человека из каждой сотни, — вспоминает ветеран. — Я это спустя долгие годы узнал. А тогда, просто не желая воевать рядовым, попросился в учебный батальон, сказал, что хочу быть командиром отделения! Через полтора-два месяца я им стал и получил приказ отправиться на Брянский фронт».

Первый бой  — роковой

«Там, в районе Мценска Орловской области, я и принял своё боевое крещение, которое стало роковым.

Тот бой шёл на реке. Сорокаградусный мороз, лежи на льду, к нему прижавшись: чуть поднялся — прошивает автоматная очередь. Но на рассвете мы отчаянно пошли в наступление. Это было 25 февраля 1942 года. Пуля мне попала в правое бедро,  но в горячке я бой продолжал. Смотрю: немец в нашего солдата целится, я его сразил. Но и сам получил вторую пулю, в левую ногу, в районе лодыжки. Кое-как с позиции отполз, донесли меня до подводы со снарядами, их сгрузили и  повезли меня в полевой госпиталь. Потом были и другие госпитали в разных городах: Мичуринске, Пензе, в глубоком тылу — Магнитогорске, Челябинске. Провалялся до ноября. Набирали курсантов в училище в Черкассы, и я туда просился, чтобы стать офицером и воевать. Но у меня обнаружили плоскостопие и направили в 30-й запасной стрелковый полк, где массу людей готовили  к будущим боям».

В погонах медика

«Назначили меня старшим команды из 90 человек — кандидаты в военное училище. Приехали два офицера в погонах — тогда уже их ввели, а раньше командиры и начальники носили только петлицы. Полковник и определил мою дальнейшую жизнь: «В медицинское!».

Киевское ВМУ тогда находилось в Свердловске. А в 1944-м, когда Киев освободили, нас перевели туда. Военное медицинское училище в столице Украины занимало бывшие конюшни — в Киеве фашисты много зданий разбомбили, вот и досталось для училища помещение от лошадей. Немцы-военнопленные те конюшни побелили, и они стали казармой курсантов-медиков.

Вскоре стал я военным фельдшером. Да тут и победа пришла. Хотя до конца войны ещё надо было дожить.

Нас, человек 15-20, отправили на 4-й Украинский фронт. Служили мы в Польше, в Кракове. Начальник госпиталя взял меня старшим лаборантом. Я этой госпитальной жизни уже хлебнул по горло, но опять она меня застала. Правда, уже в иной роли: теперь я ставил на ноги бойцов. Тогда нам уже легче приходилось, раненых было уже немного».

Потом отправили Погудина на Дальний Восток: здесь назревали бои с японскими самураями. Стояли они в Спасске. В августе 45-го года пошли войска на Маньчжурию, а с ними и военный фельдшер Николай Погудин.

Та война закончилась быстро, но военная жизнь младшего лейтенанта Погудина продолжалась. Войсковых частей в его послужном списке немало:  полки 5-й армии, прочие военные организации. Когда в Спасске расформировали госпиталь, получил назначение в Раздольное, во 2-й гвардейский Краснознамённый мотоциклетный полк. Потом его перевели в Лесозаводск. Был в его судьбе военный совхоз в Шмаковке, помнит Погудин масштабы уборки — 600 гектаров картошки да 400 капусты, помнит сенокосы. Жизнь была не легче, чем в бою.

В  Дальнереченске послали фронтовика на курсы усовершенствования, после которых он стал рентген-лаборантом, техником. Служил в Унашах. Там жизнь более-менее нормальной стала, хозяйство с живностью и жильё у офицера-медика появились. Подрастали трое детей, да старый отец на его руках был.

Маятник жизни качнулся в Артём

«Когда Хрущёв стал в 1960 году сокращать армию, я был уволен. Так и оказался за «бортом». Куда деваться? Но тут, считай, случайно получил предложение занять должность рентген-лаборанта в Артеме, Анна Петровна Дмитрук и квартиру пообещала…».

Квартиру дали, двухкомнатную. Маловато это было для семьи, в которой трое детей, но Николай Павлович сказал: «Мы и в худших условиях жили…». Он и сейчас коротает свои дни в той квартире на Симферопольской.

В нашем городе бывший фронтовик работал в ЦЭММе в 60-70-х годах прошлого столетия, с большой семьёй ухитрялся существовать на 69 рублей. Во 2-й больнице «тянул» полторы-две ставки, в медтехнике трудился.

«Войны-то уже не было, а беды остались. Зрение у меня пропало. Уговорили сделать  операцию  во Владивостоке. И  после неё совсем не стал видеть правый глаз…

В 1973 году вышел на пенсию, но ещё работал почти пять лет. А потом увлёкся огородом…».

В детях и внуках живёт ветеран

«Моя супруга, Софья Ивановна, тоже из фронтового госпиталя. Мы ещё в Польше познакомились, а после  Маньчжурии поженились. 13 сентября 1945 года в Спасске. В 1947 и 48-м годах появились у нас дочки, а в 1950-м родился сын. 56 лет мы прожили  с женой вместе. И вот уже почти 14 лет её нет. Пусто в жизни стало, когда она ушла…».

Сын часто приезжает из Владивостока отца навестить. Виктор уже сам  дед, 64 года ему. Когда мы беседовали с  Николаем Павловичем, он как раз в очередной раз приехал в отчий дом. И в беседе с  ним чувствовалась забота об отце. У Николая Павловича два внука и четыре внучки — дети сына.  Жизнь продолжается!

Простая жизнь  ветерана. Но сколько в ней зазубрин и тягот! А, прощаясь, он обронил слова, которые показались мне главными: «Надо жить, чтобы не было войны…».  Да, они — главные: надо  научиться жить в мире,  не держать камня за пазухой.

Борис ЗАХАРОВ, научный сотрудник музея.