Трижды кавалер

Артем начинался с шахт. И шахтеры в нашем городе всегда были в почете. Они — рабочая косточка города, его основа. Они множили славу Артема, их трудом он рос, формировалось его благополучие. Времена изменились, исчезли с карты города копры и терриконы. Но люди, большую часть жизни посвятившие добыче черного золота, живут среди нас. Их судьбы сложились по-разному, однако закалка шахтерская помогает жить, позитивно смотреть на современность. Валерий Григорьевич Шведский — полный кавалер знака «Шахтерская слава», сегодня один из активных членов совета Шахтерского союза города Артема. О времени и о себе рассказать — задача нелегкая, и все же мы попытались вспомнить хоть малую толику из того, что объединено в одном только слове «шахта».

— Валерий Григорьевич, как вы стали шахтером?

— Элементарно: мой отец  Григорий Иванович — шахтер, дядька, брат отца, Иван Иванович, две тетушки — Крупа Ольга Васильевна и Михеева Вера Васильевна — все в шахте работали. Ну и все-таки я родился здесь, в  Артеме — городе шахтеров. Другие пути, конечно, были, но тянуло именно в угледобывающую промышленность. В детстве ходил к отцу на работу, мне нравилось, поступил в ДВПИ, на горный факультет, окончил, пошел на шахту «Амурская».

— Кем вы работали?

— Сразу после института меня поставили горным мастером на добычной участок.

— То есть, под землей. И сколько лет подземного стажа?

— Двадцать один, наверное, есть. Не больше. Потому  что в последние четыре года начали шахту закрывать, и меня перевели в так называемый отдел кадровой политики начальником.

— Каждый руководитель, как бы ни была высока его должность, опирается на коллектив…

— Это так. И я счастлив тем, что работал всегда с прекрасными людьми, объединенными настоящим братством. Такого коллектива, как на шахте, наверное, уже не будет нигде. Да иначе под землей и невозможно. Я слышал много рассказов фронтовиков, когда они поднимались из окопов в атаку,  под пули. Честно: не мог представить — как это можно на смерть подниматься. Но и в шахте опасность присутствует постоянно, конечно, это не передний край на фронте, но, тем не менее, каждый из шахтеров понимает, что это и серьезно, и ответственно. Героический, вообще-то, труд.

— Место подвигу было? Были моменты, когда действительно страшно, когда опасность для жизни реально осознавалась?

— Было, конечно. Расскажу один случай. Это недопустимо, но самовозгорание угля бывает. И загорелась лава.  Выработка наклонная, и начинает скапливаться газ метан. При определенной его концентрации это взрыв — и все! А там такая выработка, что всей шахте будет каюк. Вызываем ВГСЧ — это горноспасатели, которые первыми прибывают в таких случаях. Они в выработку, а мы наверху сидим и решаем, что делать, чтобы снизить концентрацию газа, чтобы она не подошла к критической точке — там ведь люди. И времени — не часы, а минуты, за которые и  поседеть можно. Но решение нашли и…

— Шахту спасли?

— И шахту, и людей, и, в конце концов, локализовали этот пожар. Нашли в планах выработок место, где можно затопить лаву, доступ воздуха к пожару прекратился, и его затушили. Трагедии, слава Богу, не произошло. Но за эти сорок минут вся жизнь перед глазами прошла. И жизнь людей, которые в то время были в шахте. Это один из случаев. А так — много чего было.

— Валерий Григорьевич, вы проработали 25 лет и за эти годы стали полным кавалером знака «Шахтерская слава». Такие награды просто так не дают. Что надо было сделать, чтобы заслужить такую честь?

—  Вообще-то, об этом надо спросить тех, кто давал мне эти награды. Наверное, за хорошую работу награждали.

— И все же — за что вы получили первый знак «Шахтерская слава»?

— Вы знаете…  Давайте я лучше скажу о другом, более значительном: со многими людьми я работал, знал великих звезд подземного труда. Многому научился у таких шахтеров, как Авдеев, Григорьев, Вдовиченко, Гурин.  У них  такие же награды. И до них мне уже не дотянуться. Мне как-то всегда неловко говорить про свои награды, носить их. Потому  что для меня это несравнимо: такие люди были награждены, и я имею эти награды… Ну, внучки приходят, смотрят, радуются за деда.

— Мне понятна ваша скромность, но факт остается фактом…

— Конечно, я не думаю, что те, кто представлял  меня к наградам и давал  их,  ошиблись. Благодарен людям, с которыми  работал, — без их поддержки и я бы не состоялся… Работая в совете Шахтерского союза,  понимаю, как важно для шахтеров это сообщество. Мы все остались добрыми товарищами. Когда приходишь к шахтеру домой, он встречает тебя как самого близкого человека. И для меня он  тоже самый близкий. Жаль только, что адресов многих мы не знаем, и они не знают о том, что есть такой союз. Вот  вы расскажете о нас, может, еще кто-то придет, напомнит о себе. Объединение шахтеров — главная задача союза. И я стараюсь выполнять эту задачу.

— А что конкретно может сделать сегодня союз шахтеров Артема для престарелых людей, много лет отдавших шахте?

— Не много, но может. И материальную поддержку оказываем. Конечно, в средствах мы ограничены, но, тем не менее, рассматриваем все обращения и помогаем по мере возможности. И собираем шахтеров на встречи, на праздники,  это тоже очень важно — знать, что их не забывают, уважают. Знаете, какая радость — встретиться?! Вот  на День шахтеров встретились, прошли в колонне, пообщались — все до того довольны, благодарят, что позвали. Субботник организовали по восстановлению памятника на шахте «Дальневосточная». И те, кто не был на субботнике, обижаются, что им не сказали. Общение просто необходимо: оно жизнь продлевает!

— Какие качества характера помогают вам сегодня радоваться жизни?

— Те же, что были, когда мы работали в шахте. Просто, болезней сейчас больше, энтузиазма, наверное, в жизни поменьше стало — вот тут мы его и поднимаем. Материально многим трудно. В дни, когда мой отец был шахтером-пенсионером, он был богатым человеком. Хорошая пенсия была 120 рублей, а у него аж 176. А сейчас, извините, некоторые категории пенсионеров (может, они заслуживают — не мне судить) получают пенсию в два, в три раза больше, чем заслуженные шахтеры. И это как-то не очень хорошо.

— Валерий Григорьевич, вы пошли в шахту вслед за отцом, проработавшим более 45 лет. Выбрали опасную, трудную профессию,  и все же: что было привлекательного в ней?

— Сначала захватывали рассказы о шахте отца, дядюшек, тетушек (много женщин в шахте до войны и в войну работало, в том числе и из нашей семьи). Они были всегда колоритные: и смешные, и грустные — всякие. И всегда было интересно их слушать. Сегодня я понимаю, что шахта — суровая романтика. И все же при виде того, что осталось от шахт, сердце болит. Не могу видеть разрушенной свою родную «Амурскую». Но  никому из молодых не пожелаю такой трудной, опасной судьбы.