История одной фотографии

После ужасного голода в наших краях, случившегося в 1921 году как следствие гражданской войны и длительной засухи, советская власть выделила бедноте села Сальево земельные наделы на прежде не обрабатываемых лесных полянах. Мой дед Галим Исмагилов с тремя сыновьями получили три участка по 60 соток для ведения подсобного хозяйства и строительства жилья.

Воплотить мечту не суждено

Так, на окраине нового поселения Мачаклыбаш, вдоль речки, протекающей в овраге, заросшем лесом, у перекрестка трех дорог появились усадьбы сыновей деда: Нургали, Хайдара и младшего Хатима, моего отца, которому в ту пору исполнилось всего 14 лет. Поэтому он по старинной народной традиции остался в родительском доме, чтобы, повзрослев, стать кормильцем престарелых родителей, их защитником и наследником.

Женившись, через некоторое время отец завербовался на лесоразработки и с молодой женой отправился в Карелию в надежде заработать большие деньги. Это приключение чуть не закончилось трагедией. Внезапно наступившая оттепель за несколько часов превратила лесные дороги в кашу. Потеряв дорогу, путешественники трое суток без еды, без фуража, по колено в снежной жиже плутали по бесконечной тайге и, когда уже утратили  надежду на спасение, перестали управлять битюгами. На четвертые сутки умные кони привели обессиленных путников на стоянку лесорубов.

Папа не захотел работать в колхозе, предпочитая заниматься незнатными делами: трудился извозчиком, монтером проводов связи…Может быть, поэтому его часто призывали на войну: на Халхин-Гол, на финскую. Поскольку те военные действия были кратковременными, к счастью, ему не пришлось в них участвовать.

Семья наша заметно увеличилась, дедушкин дом, построенный в 20-х годах,  стал тесным для семерых человек, к тому же ожидалось появление еще одного младенца. Через своего друга лесника Фирсова отцу удалось получить разрешение на порубку леса для строительства дома. Когда  бревна были свезены во двор, отец быстро нашел плотников, и они приступили к делу. Ему не суждено было воплотить в жизнь свою мечту — справить новоселье в большом светлом доме с пятью окнами. В те времена таких построек в нашей деревне не было. Готовый к дальнейшему сбору, сруб из трех частей сверкал белизной осиновых венцов и занимал почти весь обширный двор. На второй день войны отца призвали в Красную армию…

Где же фотография? — возможно, спросит читатель и будет прав. Пока я рассказываю о впечатлениях, отпечатанных в цепкой детской памяти, о родной деревне, о маме, бабушке, дедушке, о братьях, сестре, преданиях старины, запомнившихся отрывках разговоров взрослых. Весь окружающий мир маленького человечка — своеобразная фотография памяти, передаваемая из уст в уста, из поколения в поколение.

Бабушка Камиля

Война вскоре забрала всех мужчин и парней нашей деревни. Мама трудилась от зари до зари на самых тяжелых работах. Главным воспитателем 11-ти внуков и внучек стала бабушка Камиля. Ей было много лет, и она сама не знала — сколько. На наши назойливые вопросы, когда она родилась, отвечала так: «Во время жатвы ржи. А сосед Мортаза родился во время уборки пшеницы». Бабушка не знала грамоты, но многое умела делать: жать серпом хлеба, вязать снопы, молотить цепом зерно, теребить коноплю, стричь овец, прясть пряжу, вязать спицами, ткать на самодельном станке холщевые  полотна, ухаживать за скотиной и домашней птицей и еще многое другое. Она знала, когда собирать и как сушить лекарственные травы, вязала  березовые веники, простые или с цветущими стебельками душицы, готовила на долгую зиму сушеные ягоды малины, лесной земляники, черемухи, смородины для лечебных отваров и для праздничного компота.

Древняя старушка Камиля была истинным примером крестьянской живучести и мудрости. Она проводила на войну троих сыновей. После молитвы на непонятном нам языке часто говорила: «Дай, Господи, умереть раньше своих сыновей». Небеса не услышали ее мольбы: два сына погибли на войне, третий вернулся без ноги, четвертый умер на руках матери. До конца жизни она верила, что сыновья живы и еще вернутся, но они не вернулись… Неистраченную материнскую любовь бабушка отдавала нам, внукам. Порой она была строга, иногда за озорство грозила отхлестать нас крапивой, но до наказания, кажется, дело не доходило.

Особенно отчетливо помнятся наши походы в лес. Бабушка клала в берестяное лукошко нож и краюху хлеба, мы брали кружки, мисочки и, как цыплята за курочкой, рано поутру отправлялись на знакомые земляничные поляны. Когда солнце согревало воздух до благоухающей духоты, мы садились передохнуть в прохладной тени векового дуба. Бабушка мастерила дудочку из полого высохшего стебля и извлекала протяжные печальные звуки. Свою мелодию она называла «Песней лебедя». По ее рассказу, на Горелое озеро, которое совсем близко от нашей деревни, раньше по весне прилетали журавли и лебеди. Один злой и жадный охотник убил царственную птицу, после чего озеро стало мелеть, заросло тиной, берега покрылись мхом. Теперь туда лебеди не прилетают.

Я мог бы рассказать немало грустных преданий мудрой старушки о том, как существовать, не нарушая извечных правил жизни, чувствуя себя частью окружающей природы. Вся ее долгая жизнь была связана с землей, лесом. Она никогда не видела паровоза, не знала электричества, радио и многих других благ XX века. Бабушка жила в согласии с окружающим ее миром, знакомыми людьми и не мечтала о лучшей жизни.

Зимой заболел дед, седой веселый человек. Каждую неделю он водил нас, четверых внуков, в баню по-черному, хлестал березовым веником по очереди. Распаренные, мы гурьбой выбегали на мороз и, визжа, прыгали в сугроб. Кряхтя от удовольствия, обтирались пушистым снегом и снова залезали на полок, чтобы еще раз насладиться ни с чем несравнимой прелестью деревенской зимней бани. Теперь дед тихо лежал на полатях, ослепший, беспомощный и жалкий. Когда его не стало, дом казался пустым и тоскливым.

Как вспоминала мама, перед последним часом дед позвал к себе сноху, просил прощения за прошлые возможные обиды и, благословляя, пожелал возвращения сына живым и здоровым, а также долгой счастливой совместной жизни. Вскоре выяснилось, что отец погиб еще месяц назад.

На долгую память

Вот фотография, которую я много лет ношу у сердца, как дорогую семейную реликвию. В нижней части фиолетовыми чернилами написано «1943 год». На обратной стороне неуверенной рукой мама написала: «Эту фотографию посылаю на память 6 февраля 1944 года. От ГалимовойСэппи». Так сокращенно называли маму, ее настоящее имя Мусаббиха. В центре фото — мама в белой кофточке бережно держит малыша в шапочке, схожей с матросской бескозыркой, и в курточке с широким воротником с белыми полосками по краям. Это наш младший брат Ринат, родившийся в октябре 1941 года. Отец его еще не видел. Слева в сером свитере старший сын Индус, в черном свитере — это я, средний сын. Девочка в белой шали — наша сестра Голсинэ. Во втором ряду — двоюродный брат Сэгадэт, сирота, который воспитывался в нашей семье.

Месяца через два мама получила письмо не в привычном солдатском треугольнике со штемпелем полевой почты, а в конверте. Кроме нашей семейной фотографии там никаких вложений не было, что сильно встревожило бабушку.

Мама уходила на работу рано, возвращалась затемно, и ее приход домой мы ждали с нетерпением, не замечая изменений в ее поведении. Она, как обычно, гладила каждого по голове и, вздыхая, шептала: «Устала…». У мамы был сильный характер, раньше она не говорила таких слов.

Вера давала силы

В один из последних дней зимы в дом пришла беда: из военкомата принесли похоронку на отца. Я помню только покрытое белым платком лицо бабушки, ее трясущиеся от беззвучных рыданий плечи, бледное лицо мамы и ее слезы. Мама сохранила этот документ, видимо, для нас. В нем было написано, что сержант ГалимовХатимГалимович геройски погиб в боях за Родину 16 января 1944 года. Похоронен на южной окраине населенного пункта Финское Койрово Ленинградской области.

Ужас матери и трагедия нашей семьи в те голодные годы войны мне стали понятными годы спустя, когда я, став отцом двух взрослых детей, приехал на родину, на побывку. Мама вспоминала, что в первые месяцы войны она получила письмо от отца, где он сообщал, что был контужен и тяжело ранен, лежит в госпитале, может быть, по выздоровлении демобилизуют. Была приложена маленькая фотография отца с измученным выражением лица больного человека. Потом не было никаких писем, лишь месяцы спустя отец сообщил, что служит в Ленинграде.

В тот вечер мама поведала нам о горьком эпизоде многолетней давности, видимо, желая исповедью облегчить душу от тревоживших ее мыслей: «Вы когда-нибудь наблюдали, как птенцы скворцов в скворечнике встречают прилет родителей с кормом в клюве? Однажды я усталая возвращалась с работы домой. Увидев меня в окошко, вы вчетвером, пристроившись в оконном проеме, начали радостно кричать: мама пришла, мама пришла, и стучали ручонками по стеклу, выражая свое нетерпение. Мне вдруг почудилось, что вы, как желторотые птенцы, возбужденно чирикаете, требуя еды. У меня невольно подкосились ноги, я рухнула на крыльцо и, обхватив голову руками, разрыдалась. Господи, за что на мою одинокую голову такие тяготы? Вот они, деточки, словно желторотые птенцы, требуют пищи, а что я им могу дать? У меня же ничего нет! Даже птицы парами растят свое потомство… Как же мне, одинокой, поднять их на ноги? Господи, призвал бы к себе хоть одного из них, может, легче бы мне стало… Потом всю ночь плакала и молилась, прося у всевышнего прощения за свое заблуждение, греховные мысли в минуты помутнения разума. Меня охватил страх того, что мои неразумные слова дошли до всевышнего, и он по моей вырвавшейся от отчаяния  просьбе  кого-то из вас призовет к себе. Тогда я дала Богу клятву, что вы все мои кровинушки, все мне одинаково дороги, всех подниму, всех выращу. Дай только всем здоровья. Молюсь и плачу, молюсь и плачу. Верую, что мою клятву и мольбы Бог услышал».

Я — не религиозный человек, но уверен в том, что истинная вера давала духовные, нравственные силы простой крестьянке, в тридцать лет оставшейся вдовой с четырьмя детьми на руках, выдержать тяжелейшие лишения и испытания.

Скажу с глубочайшей благодарностью, что наша мама свято выполнила свою клятву. Она вырастила нас, мы получили образование. На околице села, на перекрестке трех дорог, каждый нашел свою верную стезю в большую жизнь. Сестра всю жизнь работала в торговле, Индус — нефтяник, Ринат — первоклассный водитель. Я  по профессии — журналист, долгое время работал по направлению после вуза на Камчатке. Дослужился от литературного сотрудника до председателя областного комитета по телевидению и радиовещанию. Кандидат исторических наук. Затем был переведен в аппарат Гостелерадио СССР, занимал руководящие должности. Сейчас на пенсии, живу в Москве.

P.S.: Два года назад мой 15-летний внук Миша по интернету разыскал место захоронения своего прадеда ГалимоваХатимаГалимовича. С родителями Миша побывал в Санкт-Петербурге. В тех местах, где ровно 70 лет назад в кровавых боях совершилось освобождение Ленинграда от фашистской блокады, на окраине города рядом со станцией метро «Отдых» в воинском мемориале нашел вечный покой мой отец. Тот факт, что мой внук постоял у могилы прадеда и возложил букет цветов к воинскому мемориалу, дает надежду на то, что не зарастет травой забвения память о солдатах Отечества, ценой своих жизней спасших нас и Родину.

А. ГАЛИМОВ, бывший житель деревни Мачаклыбаш.

Фото из семейного архива Галимовых.