Праздник — это оправдание выполненного долга

В воскресенье 31 июля 2016 года в возрасте 87 лет скончался Фазиль (в крещении Василий) Искандер — известный писатель и поэт, замечательный, умный, тонкий, глубокий человек. В 2005 году журнал «Фома» опубликовал интервью с Фазилем Абдуловичем о праздниках и их ощущении в современной России.

Мы живем в странное время. С каждым годом праздников становится все больше, а радость от них — все натужнее. Вокруг праздников вообще все время идет какая-то странная возня. Их  то учреждают, то отменяют, изобретают какие-то гибриды, передвигают «праздничные дни». Устраиваются «народные гуляния», уличные концерты, но ощущение праздника возникает все реже и становится все мимолетнее. В прошлом году депутаты подарили народу большие новогодние каникулы. А в результате люди не знали, на что убить такую уйму времени, и жаловались, что на такие длинные праздники у них не хватает денег. Детей таскают на «новогодние елки» — они упираются, им интереснее сходить в Макдональдс и поиграть в компьютерные игры. А в Деда Мороза, похоже, не верят даже самые маленькие. Что же с нами происходит и почему? Поговорить об этом мы решили с Фазилем ИСКАНДЕРОМ, писателем, написавшим за свою долгую творческую жизнь много мудрых и светлых книг, одна из которых называется «Праздник ожидания праздника».

— Фазиль Абдулович, почему мы все меньше радуемся праздникам?

— Я думаю, что полноценно воспринимать праздник можно только тогда, когда человек живет полноценной трудовой жизнью. Если он эту жизнь воспринимает как естественную необходимость, то и праздник для него тоже — естественная необходимость. Затуманенность представлений о празднике, во всяком случае, в нашей жизни, я думаю, объясняется тем, что миллионы людей не уверены в естественности хода вещей в нашей стране. Одни вообще не понимают, куда повернулась наша жизнь и в каком направлении она теперь движется. Другие воспринимают происходящие перемены и освобождение от тягот идеологии как большую общественную ошибку. И те, и другие просто не находят в окружающей их действительности повода для праздника. Но и те, кто искренне пытается поверить в то, что Россия сделала огромный шаг вперед, тоже не в состоянии полностью принять эту новую жизнь, потому что она оказалась, мягко говоря, не совсем такой, как они ждали. Она пока слишком хаотична, слишком неопределенна, слишком зависит от достаточно субъективных представлений о сегодняшнем и завтрашнем дне тех, кто нами управляет. А люди вовсе не уверены, что эти правители делают все, что могут,  для блага страны. Конечно, новая жизнь могла бы восприниматься совершенно иначе, будь она более осмысленна.

— Но ведь в ХХ веке хаоса в нашей жизни тоже хватало. И все равно время от времени возникало ощущение общей радости, которой хотелось поделиться с родными, друзьями, соседями, выйти во двор, на улицу — так много ее было внутри…  Почему же сейчас этого нет?

— Тут, я думаю, сложное сочетание причин. С одной стороны, как сказал Пушкин, «что пройдет, то будет мило». А с другой стороны, во времена диктатуры пролетариата — так это у нас называлось — народ приучили к сознанию, что им исправно руководят, что все болезненные вопросы будут обязательно решены наверху, а остальным не о чем думать, их дело — исправно исполнять то, что им велено. И народ в известной мере проникся этой мыслью. Поэтому большие массы людей — не все, конечно, далеко не все — искренне верили, что «мы идем правильным путем». Конечно, были какие-то ошибки, большие или малые — ну что ж, эти ошибки исправляются или будут исправляться, а те, кто нами руководит, они знают, куда идет жизнь, они направляют ее в лучшую сторону. Так казалось, я думаю, миллионам людей. Хотя меньшая, может быть, часть и ощущала противоречие той идеологии, в которой мы жили. А самые мудрые, я думаю, всегда понимали, каким трагическим путем идет страна. Но жизнь есть жизнь, и люди радовались праздникам. Конечно, не все в равной мере. Те, кто понимал,  что мы зашли в какой-то кровавый тупик, конечно, и праздники воспринимали гораздо прохладнее, чем огромное большинство не задумывавшегося об этом народа. Но, понимаете, во всей той жизни, которую я, во всяком случае, застал, был какой-то консерватизм, который казался достаточно здоровым. У народа было отнято право решать,  как ему жить, куда идти. С одной стороны, это было обидно, с другой — облегчало жизнь.

— Такое вечное детство. Когда за тебя все решают родители…

— Да, в известной мере народ был действительно превращен в детей, которые должны покоряться воле правителей как родителей. И это одновременно и огорчало, и снимало величайшую ответственность, которую каждый должен  был нести за свою жизнь. Человек думал: какая ответственность? За меня же все решают наверху. Конечно, они иногда допускают какие-то ошибки, но в целом все же знают, куда нас ведут. И это создавало у людей достаточно благодушное настроение. Хотя они и знали: не дай Бог попасть в лапы политической полиции, не дай Бог сказать что-нибудь, что не понравится начальству. А в остальном та безответственность, в которую, благодаря социальным особенностям нашей жизни, был погружен народ, облегчала ему духовную жизнь, смягчала духовные страдания. Поэтому он легче окунался в свои праздники. Праздник, в сущности говоря,  это вознаграждение или оправдание за исполненный долг. И если огромное большинство людей круглый год чувствуют, что сами они живут правильно и все вокруг делается правильно, то и праздники воспринимаются естественно, как вполне заслуженные. Но когда народ подсознательно ощущает, что в жизни делается что-то нехорошее, противоречивое, нездоровое, это мешает ему полноценно воспринять праздник. Я думаю, поэтому и праздники  наши сегодня такие тусклые.

Это связано с переломным периодом и отсутствием понимания, что перелом этот естественен, что он продлится недолго и жизнь войдет в свою колею на каком-то новом, более высоком уровне. Конечно, в переломный период отношение к традициям тоже ломается. Поэтому если сегодня нет радости общения,  то это по той же причине — от непонимания,  куда мы идем   и куда приведет нас новая дорога.

— Вы говорили о традициях… Понятно, что советские традиции сейчас невосстановимы. Новые праздники получаются какими-то искусственными. Может, стоит обратиться к вековым религиозным традициям?

— Конечно, традиционные религиозные праздники в России должны восстанавливаться. Но для этого, прежде всего, необходимо разъяснять людям их корни — откуда они взялись и что означают. Все-таки не надо забывать, что за 70-80 лет советской власти народ в целом стал довольно атеистичным. Он, конечно, готов праздновать и религиозные праздники, но душу вкладывать в это не будет, пока сам не станет достаточно религиозным. А на это нужно время.

— А какие праздники больше всего запомнились вам?

— В Абхазии моей юности люди не видели большой разницы между своими традиционными праздниками и официальными советскими. Правда, в памяти остались больше семейные праздники: дни рождения  или когда кто-то из соседей, построив дом, звал всех отпраздновать это событие. Но и общенародные праздники были иногда тоже насыщены радостью. Я вообще всегда любил праздники. Любые. Когда они удачные.

— Сейчас на праздники многие стараются куда-нибудь уехать. Словно ищут потерянную радость в других странах.

— Просто раньше невозможно было никуда поехать. Да и столько свободных денег у людей не было. А вообще это общечеловеческое свойство. Кстати говоря, американцы за праздником часто ездят в Европу. И в других странах много ездят — чтобы оторваться от привычной почвы, привычного образа жизни. Это естественное желание человека. Праздник сам по себе — отрыв от традиционной жизни. Но, строго говоря, праздник в высшем смысле — это оправдание выполненного долга. Оправдание нормальной, спокойной, полноценной трудовой жизни человека. И когда она у него действительно такая, то и праздник становится радостным и полным. Он не омрачен никакими тяжелыми воспоминаниями или мыслями, что вот это не сделано, то не сделано или сделано плохо, а воспринимается как законный отдых, честно заслуженное право на шутки и смех, притом что серьезные дела делаются серьезно.

Марина БОРИСОВА, журнал «Фома».