В зоне отчуждения

32 года назад на Чернобыльской АЭС произошла авария.  Разрушение носило взрывной характер, четвёртый реактор был полностью разрушен, и в окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ.

Та авария расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики. 134 человека перенесли лучевую болезнь той или иной степени тяжести. Более 115 тысяч человек из 30-километровой зоны были эвакуированы. Более 600 тысяч человек участвовали в ликвидации последствий аварии.

Валерий Барейша в то время работал в Таджикистане на строительстве Рогунской ГЭС. Подготовительные работы грандиозного и единственного в своём роде проекта начались еще в 1976-м. Спустя 10 лет, в год Чернобыльской аварии, работы шли полным ходом. Но после распада СССР строительство было приостановлено,  возобновлено уже в новом столетии и продолжается по сей день. Для осуществления этого проекта были привлечены специалисты высочайшего класса из всех уголков Союза. И именно их знания и навыки понадобились в Чернобыле для ликвидации последствий аварии.

Валерий был одним из тех, кто прибыл с Рогунской ГЭС на Украину на строительство сооружений для охлаждения 4-го реактора атомной станции.  В Таджикистане он жил шесть лет и работал проходчиком, ведь большая часть ГЭС расположена под землёй. Оттуда набирали специалистов, готовых работать в трудных и опасных условиях. В составе двух бригад по 50 человек он прибыл в Припять спустя месяц после аварии. Причём все знали, что подвергнутся воздействию радиации, но никто особо не задумывался о последствиях, да и вообще: надо – значит надо. И жена не смела отговаривать. «Это сейчас человек человеку – волк. А тогда было: человек человеку – друг, товарищ и брат. И человек труда был раньше в почёте», — склонив голову, говорит Валерий.

Припять встретила строителей полнейшей тишиной. Население было эвакуировано, но зато на каждом перекрёстке стоял милиционер или военный. Прибывших проинструктировали о правилах и мерах безопасности, а также предупредили об ответственности за мародёрство. С введением военного положения за посягательство на чужое имущество могли просто застрелить на месте. «Да, ощущения были необычными, — вспоминает Валерий Анатольевич, — в городе никакого движения и мёртвая тишина, было как-то жутко, но скоро мы к этому привыкли». Пробыл он там месяц. Организовано всё было по-военному чётко. Рабочая смена строителей длилась три часа в сутки. Необходимо было построить огромное бетонное сооружение под фундаментом реактора для монтирования охлаждающей установки, работающей  на жидком азоте. Но условия в штреке, где производилась выработка, были тяжёлыми. Штрек диаметром 160-180 см не позволял мужчинам стоять в полный рост, пространство замкнутое, тут же работали несколько сварок, а на смену выходили по 15 человек. Вентиляционная система не справлялась, и после 10 минут работы уже нечем было дышать. Но рабочий процесс был организован очень хорошо, иначе в чрезвычайной ситуации нельзя. Снабжение рабочими материалами и оборудованием было на высшем уровне. При поломке каких-то агрегатов или деталей их никто не ремонтировал, просто бросали, и тут же им доставляли новые. Поэтому каждый рабочий точно знал, что, где и как он должен делать, и работы продвигались быстро. Из средств защиты — только рабочий костюм да респиратор, который называли «лепестком». После смены одежду выбрасывали, а на другой день надевали новую. После душа – замер дозиметра. Если показатель выше нормы – снова в душ, отмывайся. «Люди, которым на тот момент было больше сорока, — говорит Валерий, — через два года все были на инвалидности, а кто помоложе – тот особо не пострадал, потому что организм всё равно выводит тяжелые металлы. Мне тогда было 26 лет, мамка в Сибири на молоке выкормила, и какого-то воздействия радиации я не ощутил».  

«Бытовые условия были отличными, — рассказывает Валерий, — и кормили, как на убой. Территорию общежития мы практически не покидали. Хотелось подвигаться, побегать-попрыгать, но нельзя, себе дороже, ведь радиоактивная пыль, попадающая в лёгкие,  — основной поражающий фактор. Однако встречались рыболовы-любители, которые приносили домой улов. Но сначала отнесут дозиметристам, мол, измерьте дозу. Те измерят, махнут рукой, де — можно, ешьте. А дозиметры 50-60-х годов – это вообще неописуемо: один показывает 15 мкР/ч, а другой — 50 мкР/ч». Чтобы рабочие не зачахли от тоски, к ним часто приезжали известные артисты. Так, за месяц в Припяти побывали Пугачёва, Розенбаум и варьете из Таллина.

Каких-то негативных воспоминаний у Валерия нет. Зарплату он за тот месяц получил в пятикратном размере, на здоровье не жаловался.

В 90-м году, когда в Таджикистане начались беспорядки, Валерий Анатольевич, по предложению знакомого,  переехал с семьёй в Артём, бросив там квартиру. Устроился работать на шахту. Позже, как ликвидатор, он получил жильё и пользуется предусмотренными законом льготами.  В законе, как он считает, грамотно и хорошо написанном, предусмотрено большое количество категорий пострадавших, и для каждой категории определены свои льготы.