Позывной «13-й». На удачу

В жизни каждого человека возникают ситуации необходимости выбора. Как поступить и не ошибиться? Нередко решение принимается сразу, как было у участника СВО Алексея Чебана. Сейчас он находится в отпуске после ранения. Наш корреспондент встретился с ним, чтобы узнать его историю.

Дорога на запад

На СВО Алексей ушёл добровольцем. Ещё в марте 22-го он пришёл в военкомат с просьбой отправить его туда. Но его не взяли, так как в своё время призывной комиссией он был отнесён к категории «В», как ограниченно годный к воинской службе и подлежал призыву только в случае начала военных действий. Через год, после его неоднократных обращений, с ним заключили контракт.

— Раз началась война, надо идти, — ответил он на мой вопрос: «Почему?». — Это было моё решение. Родители, конечно, были против. Сейчас уже смирились, хотя, понятное дело, переживают.

Его откомандировали в 155-ю отдельную гвардейскую бригаду морской пехоты ТОФ. Через месяц обучения на полигоне в Бамбурово он был направлен в зону СВО в 40-ю отдельную бригаду десантно-штурмового батальона морской пехоты ТОФ, в миномётную батарею, миномётчиком на Южно-Донецкое направление.

Алексей выбрал себе позывной «13-й». Всем известно, что число считается несчастливым, хотя для него это всего лишь суеверие.

— С позывным история такая, — рассказывает Алексей. — Я знаю одного отставного офицера с таким позывным. Я его уважаю и решил, что «13-й» станет моим позывным. Ещё больше утвердился в правильности выбора, когда при формировании роты при отправке в Бамбурово в нашей машине оказалось 13 человек. Могло ведь быть больше или меньше, но было именно столько. Я решил, что это неспроста.

Придуманные позывные, лица, закрытые балаклавами, – это не придание солдату таинственности и воинственности. Враг всесторонне отслеживает своего противника. Настоящие имена во время переговоров по рации и открытые лица могут стать материалом для провокации и шантажа самого военнослужащего и его родственников. И ещё важным фактором секретности является  возможность попадания в плен.

Стреляй и прячься

Их позиция находилась в бескрайнем поле, в лесополосе. Поле через несколько километров было разделено лесополосами шириной 10-20 метров.  В ближайшей к ним лесополосе, в двух километрах, находились солдаты ВСУ. Расстояние между позициями боевого разграничения пехоты вообще было 300-600 метров. С обеих сторон постоянно работали снайперы.

— Во время боевых действий мы пользовались миномётами калибра 82 и 120 миллиметров, — говорит Алексей. — На указанном нам рубеже занимали оборонительную позицию с задачей прикрытия передовых позиций наших войск, не пропустить врага, предотвратить его подготовку к атакам, наносить урон живой силе, транспорту и материальной базе.

Рядом с ним воевали «Батя», «Четырка», «Юрса» и «Гордей» с Камчатки, «Аксан» из Казани, «Балтика» из-под Питера, «Дельта» и «Ферзь» из Приморья. «У каждого своя судьба», — сказал Алексей.

Во время обстрелов вражеской территории с миномётом работали, как правило, два человека. Один наводил, второй заряжал. Перед стрельбой необходимо проверить или заменить «вышибной» заряд мины, накрутить взрыватель. Стреляли по координатам, переданным оператором дрона-разведчика. От него же получали результаты стрельбы или корректировки на дополнительный обстрел. Первым его напарником был Ренат или «Змей» — татарин из Сибири.

Не дремали и солдаты противника. Дроны-разведчики, барражирующие беспилотники или дроны-камикадзе могли подлететь в любое время и с любой стороны. Атаки беспилотников и артобстрелы со стороны нацистов со всех видов артиллерии было обычным делом. Если же вражеские разведчики обнаруживали их позицию, её меняли и снова обживали.

— Естественно, во время боевой работы мы маскировались от дрона-разведчика, чтобы не попасть под ударный дрон или артиллерию, — рассказывает Алексей. — Накрывали ветками или сетями свой блиндаж, склад боеприпасов, во время обстрела прятались. Заметить «птичку» сложно. Хотя её слышно издалека, увидеть не успеваешь, так как летают они на большой скорости от восьмидесяти до ста двадцати километров в час. Чтобы увидеть её, как-то отличить от своей и сбить, необходимо выйти на открытую местность и таким образом стать целью. Дроны больше активны в дневное время. В туман, сумерки или ночью они плохо «видят», хотя иногда прилетали.

Бояться осторожно

Я спросил у Алексея о страхе и понимании того, что он может в любую минуту погибнуть.

— Неконтролируемый страх был где-то две-три недели, когда я только приехал в зону, — ответил он. — Я постоянно его отгонял, старался о нём не думать. Ведь в подобных ситуациях нужен не страх, а разумная осторожность.

Если постоянно думать о возможности погибнуть, то постепенно «съедет крыша». От эмоций ничего не зависит, «птичка» может прилететь в любое время, какое бы настроение ни было. Тем не менее, страх существует в голове, в особо опасные, тяжёлые моменты. Тот, кто говорит, что не боится, — или врёт, или он не от мира сего.

До своего ранения он уже дважды мог быть ранен или вернуться домой грузом «200». Поэтому он это запомнил.

— В начале октября 23-го года, день не помню, после нашего отстрела по нам плотно начал работать французский колёсный танк «АМХ-105», калибром 105 миллиметров, — рассказывает Алексей. — Да так, что не знали, куда прятаться. Боялись, что попадёт в блиндаж, в котором мы находились, но пронесло. В 20-х числах декабря попали под удар американской дальнобойной гаубицы М-777, или «три топора», калибром 155 миллиметров. А было так. Через сорок минут после своего отстрела мы вернулись на позицию. Нас вычислил дрон-разведчик ВСУ, и тут началось. Хорошо, что наш пороховой погреб был накрыт бетонными столбами, а траншея в него была не прямая, а извилистая. Снаряды рвутся, мы бегом в погреб, а тут дрон-камикадзе на подлёте. Попрямой он точно бы вошёл вместе с нами в погреб, и тогда бы нас даже по кусочкам не собрали. Он зацепился за торчащие из стен траншеи корни, врезался в изгиб траншеи, упал и не взорвался. В страхе мы пережили артобстрел и сменили позицию.

Огонёк смерти

Миномётчики выходили на боевое задание посменно. Пункт временной дислокации находился в нескольких километрах от позиции. В роковой день, 3-го августа прошлого года, когда  Алексей был ранен, он вёл обстрел с напарником с позывным «Аксан». Отработав положенные дни, они ждали легковую машину со сменой, чтобы на ней же уехать на базу. Начало смеркаться. Вскоре подъехал «Батя» на «Ниве» с другим расчётом. Сменщики выгрузились, Алексей с напарником сели в машину и поехали. «Батя» за рулём, «Аксан» сзади, Алексей справа на пассажирском сиденье. Он наблюдал в правое зеркало, «Аксан» смотрел прямо, пытаясь рассмотреть дроны. Где-то на полпути Алексей только успел заметить перед машиной зелёный огонёк. «Аксан» попытался что-то сказать и тут – страшный удар в середину лобового стекла. Затем пламя и мелкие осколки в лицо. В глазах потемнело, звон в ушах.

— Это был дрон-камикадзе с осколочным боеприпасом, — рассказывает Алексей. – Я быстро пришёл в себя, открыл дверь, выбросил автомат и вывалился из машины. В глазах – сильная резь, почти ничего не вижу и не слышу, плечо болит, по лицу течёт кровь. Я отошёл на метров пятнадцать от машины, стою, соображаю. Тут подошёл «Батя» и сказал: «Аксан — всё». Его мы не успели вытащить. Следом прилетел второй, добивающий дрон с термобарическим боеприпасом. Машина вспыхнула, как факел, и полностью загорелась. «Батю» ранило легко – один осколок попал в грудь, и он оглох на одно ухо. Он и вызвал по рации группу эвакуации.

Там всё понятно

Алексея привезли в медсанбат. Выявили ранения в глаза, лицо и плечо мелкими металлическими осколками и кусочками лобового стекла. Врачи оказали экстренную медицинскую помощь: перевязали, сделали укол, прокапали, вытащили поверхностные осколки. В медицинском батальоне выписали карточку о ранении и отправили на перевалочный пункт. Затем был госпиталь в Ростове, где достали из глаз почти все осколки, после – Актюбинск. В сентябре прошлого года он приехал вАртём – взял отпуск по ранению за два года.

20 февраля его отпуск подходит к концу. Контракт с Министерством обороны закончился 15 июня прошлого года, но автоматически продлён. Выбор у Алексея есть – служить здесь в части или снова податься на запад.

— Поеду на СВО. Там для меня всё понятно, — сказал он.

Беседовал Андрей КИШ, фото А. Чебана.