Дорога от Артёма до Мариуполя и обратно

Андрей Никитин: «Никто, кроме нас» — не пустые слова

На мой вопрос: «Зачем ты пошёл на СВО?» мой собеседник ответил, не задумываясь: «Это мой долг». И я ему поверил. Знакомьтесь – Андрей Никитин, участник специальной военной операции.

— Андрей, расскажи немного о себе.

— Мне тридцать лет, родился в Лесозаводске, там окончил школу. В 2012-13 годах проходил срочную службу в войсках противовоздушной обороны в должности водителя-электрика радиолокационной станции. После увольнения в запас, до 22-го года, работал в сфере строительства. К началу спецоперации у меня уже была жена и трое детей.

— Как ты оказался в зоне СВО?

— Я был прописан в Лесозаводске, но с семьёй жил в Заводском. Как только узнал о начале спецоперации на Украине и команде пройти перерегистрацию в военкомате, я снялся с учёта в своём городе и встал на учёт в Артёме. 21 сентября 2022 года началась частичная мобилизация, а 25 октября мне принесли повестку. Я долго не думал и решил, что должен идти. Естественно, жена и мама были против, но у меня такой характер, что если принимаю решение, то никогда его не изменю. Кому-то может показаться, что я сейчас не искренен, но я всегда был активным человеком и патриотом своей Родины. Я понимал свою ответственность перед семьёй, их беспокойство за меня, то, что я могу погибнуть, но для меня девиз «Никто, кроме нас» — не пустые слова. Если Главнокомандующий говорит, что спецоперация считается защитой интересов Родины, что мы должны прийти на помощь своим братьям, страдающим от того, что они русские, как я могу быть в стороне.

— Расскажи о начале своего боевого пути.

— На сборный пункт в Артёме я прибыл 26 октября, прошёл регистрацию, и в этот же день нас отвезли в воинскую часть в Сергеевке. После беседы с офицерами меня, как военного водителя, определили на обучение на оператора-наводчика БМП-2. Через месяц, после формирования воинской части, большинство мобилизованных стрелков, гранатомётчиков и пулемётчиков перевели на полигон, а меня, как будущего оператора-наводчика, с группой таких же, как я, отвезли под Хабаровск, где непосредственно мы приступили к обучению специальности. Изучали устройство машин, занимались их ремонтом, ночными и дневными стрельбами. Подход был серьёзный, хотя без смешных ситуаций и юмора не обходилось. Через месяц, 16 декабря, обычным пассажирским самолётом нас перевезли в аэропорт Ростова, а затем на «Уралах» — в недалеко находящийся бывший пионерский лагерь. Вот там уже пришло конкретное понимание, что мы едем воевать. В течение двух недель проводилась комплектация подразделений и отправка в зону боевых действий.

— Андрей, с чем связано введение в обиход военных позывных?

— Это упрощает общение во время боя, обезличивает военнослужащего перед неприятелем, не даёт возможности попавшему в плен нашему бойцу рассказать о сослуживцах, кто они и откуда. Если, допустим, в отделении два Сергея или Саши, то в суете боя можно кричать одному, а реагировать будет другой. Потому позывные не повторяются и ошибок быть не может. Мой позывной — «Туман». Это было моё прозвище в детстве, и я решил ничего не менять. Из особо запомнившихся мне парней были «Золотой» и «Сиплый» из Лесозаводска, «Боцман» из Кипарисово, «Миллионер» с Углового, «Бонус» и «Родик» из Уссурийска, «Храмуля» и «Псих» с Сахалина.  Многих, с кем мне довелось служить, я знал только по позывному. Не знал ни имён, ни откуда они призваны. Также у каждого военнослужащего есть жетон-смертник с его личным номером, который заносится в реестр подразделения, к которому он прикреплён.

— Какие были ощущения непосредственно по прибытии в зону СВО?

— Вначале было всё ново и непонятно. Мы остановились у села Сладководня, что в ста километрах от Мариуполя. Это было место постоянной дислокации. Сначала я попал во взвод пехоты, при воинском звании «рядовой», был назначен командиром отделения. В нём были только ребята из Приморья. В составе роты было три взвода. Она вместе с миномётным взводом и танкистами составляла отряд «Шторм». Мы должны были удерживать рубеж у сёл Приютное – Новодаровка – Ливадное Южно-Донецкого направления. Наши позиции там уже были подготовлены, построены блиндажи со сносными условиями проживания. Мы их постепенно совершенствовали. С приходом весны, появлением травы и листьев начали расширение и укрепление оборонительных рубежей, так как в любое время ожидалось контрнаступление ВСУ.

В январе начали ходить на боевые задания. Во время первого выхода на передовую попали под миномётный обстрел. Мой командир взвода был ранен, его отправили в тыл. Я принял на себя командование взводом. Во время наших выходов были разные ситуации, но в целом обходилось только ранением бойцов.

— Андрей, когда тебе пригодились знания наводчика?

— Через три месяца меня перевели в бронегруппу, командиром БМП-1. Кроме этого возложили обязанность инструктора по обучению на оператора-наводчика вновь прибывших бойцов. Задачей бронегруппы было вывозить на передовую солдат, провиант, забирать оттуда раненых и убитых, обеспечивать подразделения боеприпасами. Экипаж машины состоял из механика-водителя, позывной его был Корч, и меня – командира и оператора-наводчика в одном лице. На борту могло поместиться семь бойцов. Вооружение БМП — 30-ти-миллиметровая автоматическая пушка и спаренный с ней пулемёт калибром 7, 62 миллиметра. Это было моё хозяйство.

После 4 июня, как началось контрнаступление ВСУ, ситуация на нашей линии обороны в корне изменилась. Постоянные артобстрелы с обеих сторон, пехотные и танковые атаки. Мой БМП работал в районе села Новодворовка. Приходилось возить на передовую боекомплекты и продукты в самых жутких условиях, вывозить наших бойцов.

— За это тебя наградили медалью «За храбрость»?

— Медалью «За храбрость» 2-й степени. Я получил её не за какой-то разовый поступок. Это оценка командования за работу за период контрнаступления нацистов. К тому времени я уже был командиром взвода. Приходилось выполнять обычные обязанности по привозу и вывозу груза с передовой, но и выполнять задания по транспортировке грузов и бойцов на позиции, активно обстреливаемые противником. Нас охранял Бог, так как броня не защитит от прямого попадания. Кстати, после первого артобстрела все начинают в него верить. Порой складывались такие ситуации, что из-за отсутствия офицеров приходилось самому принимать решения в масштабе роты.

В середине июля мы передали БМП в другое подразделение, и через две недели меня назначили командиром миномётного расчёта.

Мой расчёт состоял из четырёх человек: меня, Боцмана, Чибиса и Васьки. Двое последних – из Уссурийского округа. В нашем распоряжении был автоматический миномёт «Василёк» калибром 82 миллиметра. Дальность стрельбы — 4 километра. Это был кошмар для «укров», и они постоянно охотились с воздуха за такими установками. Мы поставили «Василёк» на кузов «Урала» и стали мобильной командой. Наша боевая задача была простой — по указанным корректировщиком координатам произвести определённое количество выстрелов и в срочном порядке сменить позицию или отойти на безопасное расстояние. В особо «жаркие» дни приходилось делать по шесть выездов и выстреливать до шестидесяти кассет или двухсот сорока мин. За два месяца моей службы миномётчиком нас ни разу не «накрывало». Но в один из дней мне не повезло.

— Андрей, расскажи, как тебя ранило.

— Это произошло в дни контрнаступления ВСУ. 17 сентября мы выехали на позицию недалеко от села Приютное. Только отстреляли две кассеты, как поступила срочная команда отходить. «На вас идёт камикадзе», — прокричали в рации. Я кричу водителю: «Валим!». Успели сдать назад всего три метра, я только закрыл свою дверь, и тут удар кумулятивной струи по двигателю с моей стороны. Мелкие осколки и брызги раскалённого металла пришлись мне на левую сторону тела, с ног до головы. Никто, кроме меня, не был ранен, я был в сознании, только контужен. Мы выскочили из машины и побежали к ближайшим зарослям. Наша машина горела. Парни, осмотрев меня, сказали, что ранение лёгкое. Так как везде летали дроны, мы решили не вызывать эвакуационную машину и потихоньку отошли в тыл. Через километр от места попадания меня подобрали и на квадроцикле отвезли в тыл, где оказали первую помощь. Затем были госпитали в Сладководне, Марьинке, Ростове и Самаре. Некоторые осколки вытащили врачи, некоторые вышли сами, самые мелкие остались под кожей. Потом было возвращение домой.

— Насколько важны для солдат посылки и приветы с Родины?

— Конечно, все вести из дома важны, и не важно, от кого. В таких случаях ты понимаешь, что ты не один, тебя помнят, пытаются поддержать. Там нужны маскировочные сети, тёплая одежда, резиновые сапоги. Хотя военную форму выдают, многие стараются носить присланную из дома или купленную в магазине. С питанием всё благополучно, есть консервы и сухие пайки. Старались варить что-нибудь жидкое. С помывкой особых проблем не было. Не часто, но мылись. В общем, на войне как на войне.

— Андрей, когда полностью выздоровеешь, вернёшься к своим парням?

— Даже если бы захотел вернуться, застал бы не всех. Кто-то демобилизовался, кого-то уже нет. Я думаю, что девяти месяцев службы и ранения с меня хватит. Сейчас жена беременна четвёртым ребёнком, и я думаю о собственном жилье. Пока живём в съёмной квартире. Хочу взять землю и построить дом. Чтобы всем детям хватило места, чтобы родителям и друзьям было где расположиться. А насчёт СВО я думаю так, что скоро она закончится нашей победой. Я там был и видел, что всё идёт к этому, да и другого варианта у нас нет. Россия всегда побеждала.

— В преддверии Дня защитника Отечества важно сказать о жёнах и матерях, которые мысленно находятся на передовой и ждут своих мужей и сыновей.

— Я благодарю за поддержку и терпение свою жену Маргариту и маму Людмилу Николаевну. Прошу прощения за их беспокойные дни, когда я долго не выходил на связь. Спасибо брату Владимиру, сестре Татьяне, Константину Архипову и фонду «Сила жизни» из Уссурийска. Поздравляю всех, кто служил и служит в Российской армии, с праздником! Желаю всем семьям, чьи близкие люди воюют в зоне СВО, не терять надежды, если нет вестей, верить, что все вернутся домой.